Где небо над полем нависло, и дождь размочил колею…

03.11.2017 21:38 0

Где небо над полем нависло, и дождь размочил колею…

Она родилась в деревне Русско-Тимкино Уржумского района Кировской области. В начале 90-х стихи кировчанки заметил московский литературный критик Дмитрий Ильин. Его стараниями они и стали известны большому литературному миру. Позже талант поэтессы оценят и поэты, и критики и те читатели, кому доведется приобрести ее книгу или прочесть стихи в поэтических альманахах. Юрий Кузнецов, Вадим Кожинов, Вячеслав Лютый, Владимир Смирнов говорили и писали о Сырневой, как о большом и драгоценном таланте.

Светлана Сырнева – лауреат Всероссийской литературной премии «Традиция», Малой литературной премии России, Всероссийской литературной Пушкинской премии «Капитанская дочка» и многих других. Живёт в Кирове. Жена, мама, бабушка… Последние годы посвятила работе над большим произведением в прозе, которое, по ее словам, позволило ей по-новому взглянуть на историю страны.

***

Сельский вечер,
звон пасхальный,
батюшка степенный.
Мальчик с пряничком сусальным
жмётся у колена.

Батюшка — душа святая:
мухи не обидит.
Сын запомнил, подрастая,
что Господь всё видит.

Но воздыбилось, взломалось
в грохоте и жаре,
цепь великая распалась,
в оба края вдарив.
«Расскажи-ка, долгополый,
ты какого классу?
Нет дороги к комсомолу
с тятенькиной рясой».

И отец промолвил сыну:
«Бог нас не осудит.
Отрекись, пойди с повинной —
легче в жизни будет».

Сын отрёкся, и про это
с должным лаконизмом
напечатала газета
«Путь социализма».

Как он жил и где скитался
в ногу с лютым веком?
Утверждают, что остался
честным человеком.

И пока он строил, драил
и эпоху нянькал,
поп-отшельник тихо таял,
выселенный в баньку.

Сын, в воздвигнутом
тобою места нет для плача.
Обнимись с своей судьбою,
боль от мира пряча!

И в немолчной этой боли
не устань молиться,
чтоб Господь с отцом позволил
ТАМ соединиться.

Он почёл бы Божьей карой
то, что ныне стало:
ни села, ни церкви старой —
всё с землёй сровняло.

Год за годом только звёзды
сеют свет в пустыне,
словно выкачали воздух.
«Отче!» — «Где ты, сыне?».

Только травы молча множат
семена на вынос.
«Отче, где ты? Где Ты, Боже?
Боже, рассуди нас!»

Прописи

Д. Ильину

Помню: осень стоит неминучая,
Восемь лет мне, и за руку – мама:
«Наша Родина – самая лучшая
И богатая самая».

В пеших далях – деревья корявые.
Дождь то в щёку, то в спину,
И в мои сапожонки дырявые
Заливается глина.

Образ детства навеки –
Как мы входим в село на болоте.
Вон и церковь с разрушенным верхом
Вся в грачином помёте.

Лавка низкая керосинная
На минуту укроет от ветра.
«Наша Родина самая сильная,
Наша Родина самая светлая».

Нас возьмёт грузовик попутный
По дороге ползущий юзом,
И опустится небо мутное
К нам в дощатый гремучий кузов.

И споёт во все хилые рёбра
Октябрятский мой класс бритолобый:
«Наша Родина самая вольная,
Наша Родина самая добрая».

Из чего я росла-прозревала,
Что сквозь сон розовело?
Скажут: обворовала
Безрассудная вера.

Ты горька, как осина,
Но превыше и лести и срама –
Моя Родина, самая сильная
И богатая самая.

Свадебная фотография

Им досталось местечко в углу фотографии.
Городские-то гости – те мигом настроились,
а они, простота, все топтались да ахали,
лишь в последний момент где-то сбоку пристроились.

Так и вышли навеки – во всей своей серости,
городским по плечо, что туземцы тунгусские.
И лицом-то, лицом получились как неруси.
Почему это так, уж они ли не русские!

Ведь живой ты на свете: работаешь, маешься,
а на фото – как пень заскорузлый осиновый.
Чай, за всю свою жизнь раза два и снимаешься
– лишь на свадьбах, и то: на своей да на сыновой.

Гости спали еще, и не выпито горькое,
но собрала мешки, потянулась на родину
впопыхах и в потемках по чуждому городу
вся родня жениха – мать и тетка Володины.

И молчали они всю дорогу, уставшие,
две родимых сестры, на двоих одно дитятко
возрастившие и, как могли, воспитавшие:
не пропал в городах и женился, глядите-ко!

А они горожанам глаза не мозолили
и не станут мозолить, как нонече водится.
Лишь бы имечко внуку придумать позволили,
где уж нянчить! Об этом мечтать не приходится.

Может, в гости приедут? Живи, коль поглянется!
Пусть когда-то потом, ну понятно, не сразу ведь...
Хорошо хоть, что фото со свадьбы останется:
будут внуку колхозных-то бабок показывать!

Ну а дома бутылку они распечатали,
за Володюшку выпили, песня запелася:
«Во чужи-то меня, во чужи люди сватали,
во чужи люди сватали, я отвертелася».

Куликово поле

Светлой памяти Николая Старшинова

Сожалеть об утраченном поздно.
И куда за подмогой пойдешь?
На единственном поле колхозном,
как положено, вызрела рожь.

Еле слышен, развеян по воле
гул мотора – гляди и гадай:
может, это последнее поле,
может, это последний комбайн!

Весь в пыли, не растерян нисколько,
и откуда сыскался таков —
без обеда работает Колька,
без подмены трубит Куликов.

Ветер сушит усталые очи,
на семь верст по округе – сорняк.
К ночи Колька работу закончит.
Так задумал. И сделает так!

И, достав из кармана чекушку,
чтоб победу отметить слегка,
машинально пойдет на опушку,
на поляну родного леска.

Как отрадно зеленому лесу
охватить его влагою тут!
И грибы ему в ноги полезут,
ему ягоды в руки пойдут.

Солнца луч предзакатный и длинный
намекнет, где присесть не спеша.
Набери на закуску малины,
Колька, Колька, родная душа!

Передряги твои позабыты,
жив как есть, хоть и вовсе один.
Выше горечи, выше обиды
несмолкающий шелест вершин.

Спи под сводами древнего шума,
здесь не сможет никто помешать.
И не думай, вовеки не думай,
для чего надо жить и дышать.

***

Мне мучительно не спалось,
И, не шедшая из головы,
Жизнь просматривалась насквозь,
Словно улица без листвы.
И стоял за окном январь,
И фонарь до утра не гас.
Жизнь просвечивала, как янтарь.
Ночь просвечивала, как алмаз.
Моей жизни тысячу верст
закатали, как снежный ком,
и поставили на мороз,
и оставили под окном.
Погляди, и она не спит,
Сконцентрировалась в ночи.
Неразбавленной жизни спирт
Проглоти – задохнись – молчи.
И пьяней от нее, пьяней,
И спрессуй ее, и сгусти,
И заплачь: что ты знаешь о ней,
Не уместишь пока в горсти!
И прошепчет: не спи пока!
И не знает, зачем пришла.
И отдернешься: как горька.
И опомнишься: как мала.

***

Штиль. Деревья стоят в вечереющей мгле,
Неподвижно деревья стоят.
То ли сон сплошняком воцарен на земле,
То ли ужасом сумрак объят.
Им повелено стыть над низовьем седым
Крепче тверди небесных светил:
Даже месяц, покуда следила за ним,
От березы к березе проплыл.
Я давно не касаюсь глубин бытия
И живу, как назначено жить.
Но до срока припрятана воля моя –
Отрешенно и немо застыть.
В полночь летнюю коротко стукнет засов,
Тишиною наполнится дом -
И увидишь во сне, как молчанье лесов
К поднебесью восходит столбом.
И торжественный смысл приобщенных высот
Не спеша просочится до дна.
Ибо жизнь вертикальна: она не идет,
Оседает под ноги она.

Встреча

Вызовут меня – и оторвут
От работы или ото сна,
И пойду туда, куда зовут,
Будничной механике верна.
Я пройду сквозь темный коридор,
Сквозь подвал, изученный насквозь,
Машинально отомкну затвор,
За которым ожидает гость.
Дверь отпрянет в бездну темноты,
Солнечным прижатая лучом,
И тогда в луче возникнешь ты,
Стену подпирающий плечом.
Ты – не изменившийся ничуть,
Я же – изменившая тебе.
Ты – не удивившийся ничуть,
Я – из бездн подъятая к тебе!
О весна! И ярмар-ярмар-ка!
И навылет бьют колокола.
К кожанке твоей моя рука,
Как листок приклеилась, легка:
Я тебя четыре года не ждала.
Я четыре года не ждала,
Я четыре года – не была.
Из неожиданья моего
Отлиты теперь колокола.
К кожанке твоей мое лицо
Прислоню, отныне – навсегда.
Карусели праздничной кольцо
Двинулось – и отстают года.
Только колокольчик динь да донь.
Мне переселиться бы в него!
Ты поцеловал мою ладонь,
Словно не случилось ничего.

* * *

Где небо над полем нависло,
и дождь размочил колею,
там я без особого смысла
живу в допотопном краю.
Привычная к зною и стуже,
вдали от глобальных идей,
живу я не лучше, не хуже
других неприметных людей.
Работали люди и пили,
убогую ношу несли.
И акций они не скупили,
и в новую жизнь не вросли.
Уткнувшись в свои огороды,
в нехитрый удел свой земной,
наивные дети природы
неслышно пройдут стороной.
И там, где сольётся дорога
в тумане, в морозном дыму,
всё мнится присутствие Бога,
но нет доказательств тому.

Источник

Следующая новость
Предыдущая новость

Силуэты Мезиса Работодатели Сахалина приманивают новых сотрудников бесплатным спортом События недели: День России, инвестклимат и чемпионат мира по футболу На Сахалине безопасность на выборах президента обеспечат 800 правоохранителей Олимпийцы устроили на Сахалине автограф-сессию

Последние новости