1Против природы
По пути к своему месту в зрительном зале рискуешь споткнуться о голову медведя или рыси с угрожающе распахнутой пастью. Пол на сцене устлан звериными шкурами. Безумия и дикости добавляют отсеченные головы… людей, носорога, крокодила, кого-то инопланетного.
Но булгаковские герои ведут себя чинно и благородно, будто не замечая сумасшествия вокруг. Профессор Преображенский (Андрей Кузин) и доктор Борменталь (Сергей Авдиенко) непозволительно долго, по меркам современного человека, обедают. Гувернантка Зина (Татьяна Никонова), похожая на изящную статуэтку в невесомом шифоновом платье с оборками, сменяет одни безукоризненно белые тарелки на другие и разливает напитки в хрустальные бокалы. Даже осчастливленный профессором дворовый пес Шарик (Владимир Байдалов) проявляет себя с самой лучшей стороны и, получая угощение, пользуется столовыми приборами.
Но недолго Шарику наслаждаться собачьей сказкой. Под легкую мелодию из старого французского кино туловище пса (браво придумке петербургского художника-постановщика Сергея Кретенчука и мастерицам театра, ее воплотившим!) сменяется на мужские брюки.
Результат профессорского эксперимента, мерзкий Шариков, появляется вопреки законам природы. Но хам и дикарь, едва переставший ходить на четырех лапах, с ходу берется рассуждать о переустройстве мира. Поначалу это кажется бредом. Как в здравом уме можно позволить собаке перекраивать действительность?
Дюжина Шариковых
Ответ приходит после антракта. Словно из ящика Пандоры, вирус Шарикова вырвался наружу, стал неуправляемым и обрел бесчисленное множество личин. Во втором акте голос Шарикова обретает эхо еще дюжины таких, как он. Двенадцать артистов в эксцентричных нарядах, с макияжем, как на страницах глянцевых журналов, воплощают силу, которой вдвоем Филипп Филиппович и Иван Арнольдович противостоять уже не в силах.
Как в дурном сне, снова и снова проигрываются сцены – одни и те же, но по-разному. Владимир Байдалов поражает миллионом интонаций фразы: «Какой я дикарь?» Воплощения Шарикова друг за другом приходят к Преображенскому доложить о своей новой работе в службе по отлову бродячих кошек. Один Шариков, как первобытный, размахивает копьем. Другой – лощеный франт с зализанными на пробор волосами, в подстреленных брюках – пускает в лицо клубы сигарного дыма. Третий – в комбинезоне из крокодиловой кожи и с электрошокером… И сколько Борменталь ни набрасывается на Шарикова, он возрождается снова в ином обличии.
Второй акт в «Собачьем сердце» представляет талантливо собранный микс из множества жанров – буффонады, пластического театра, сюррелизма, перформанса...
– Все эти жанры пробовались на сцене уже в XX веке – веке глобальных театральных экспериментов. Первый и второй акт – это диалог между классическим реалистическим театром и экспериментальным авангардным. Оттого может возникнуть ощущение, что спектакль поставили два разных человека, – говорит режиссер-постановщик «Собачьего сердца» Олег Еремин.
Кстати
Творческий тандем режиссера Олега Еремина и художника Сергея Кретенчука знаком сахалинцам по спектаклю «Скупой». Их трактовку мольеровской пьесы эксперты самой престижной российской театральной премии «Золотая маска» включили в список самых заметных постановок 2015 – 2016 годов.
Лишь бы не зевал
На обсуждении после премьеры выяснилось, что одна из зрительниц старшего поколения усмотрела в спектакле пренебрежительное отношение к простому народу, у кого не было ни денег, ни возможностей, чтобы научиться правильно повязывать салфетки за обедом. Но разве невысокое происхождение автоматически означает низость духа? Недаром Преображенский вспоминает Ломоносова. Но между Шариковым и Ломоносовым – пропасть.
Кто-то из сахалинских театралов упрекнул режиссера в том, что он перекроил булгаковскую повесть. Олег Еремин парировал: он не изменил ни слова в «Собачьем сердце» – только внимательно прочитал.
– Я всегда и везде говорю: театр не обязательно подразумевает положительные эмоции. Если он вызывает негодование, отвращение, ненависть – это тоже оценка. Самое главное – чтобы зритель не уходил, зевая, с мыслями, чего бы поесть, – замечает режиссер.
И кто сказал, что следование автору на театральной сцене – это пересказ произведения, что и так можно прочесть в любой момент? Спектакль «Собачье сердце» в жанре фантасмагории вышел в духе Михаила Булгакова, считает театральный критик Юлия Клейман, специально прилетевшая из Санкт-Петербурга на премьеру сахалинского театра.
– Для нас «Собачье сердце» ассоциируется не столько с булгаковской повестью, сколько с фильмом Владимира Бортко. Но у кино совершенно другой язык. Театру незачем пересказывать сюжет. Мы сидим в зрительном зале, чтобы временами нам было жутко и непонятно, чтобы мы энергетически включались в происходящее, – считает кандидат искусствоведения.
Более искушенные сахалинские театралы тоже оценили полное экспериментов второе действие.
– До антракта все шло степенно, медленно, как в старом фильме. Да, герои уже ходят по шкурам и вроде бы верные вещи говорят, но никаких открытий для себя я не сделала. А во втором акте я, как зритель, начала получать манки, что-то впитывать, ужасаться, тосковать, горевать… – делится актриса Сахалинского театра кукол и театровед по второму образованию Маргарита Петрова.
Режиссер и художник насытили свою постановку множеством кодов из мифологии, истории, литературы и театра. В стремлении считать их просыпается зрительский азарт. Даже если не удастся разгадать все загадки спектакля, ничто не мешает наслаждаться пугающей красотой «Собачьего сердца».
Олег Еремин, режиссер-постановщик спектакля «Собачье сердце», Санкт-Петербург:
– Все мы с вами – потомки Шариковых, результат эксперимента, который над человечеством провели в прошлом веке. И продолжают проводить. «Собачье сердце» – это приговор экологический, политический, духовный. А Булгаков просто нашел для него художественный образ.
| Карта сайта