2Японец Такая
Жена уже несколько лет обращалась к дочери:
– Свези меня в Муравьево.
– Да там ведь ничего нет, пустое место.
– Это для тебя пустое место, а для меня там есть все.
Однако настало время, когда больше было некуда. Дочь занарядила своего двоюродного брата, моего племянника Сергея, заехали мы за сестрой жены, Лидией и покатили из областного центра на юг. Была вторая половина августа.
– Хорошо помню Муравьево, там еще много было японцев. К нам часто приходил японец Такая. Он жил с семьей недалеко. По профессии он был врачом, но практиковать ему не разрешали. В поселке уже была советская фельдшерица. Раза два или три мы с японцем ездили на велосипеде в усадьбу, где были коровы, за молоком. Японец лечил нашу маму. Часто беседовал с отцом про жизнь, которая здесь складывалась. Уже все знали, что японцев будут выселять, а ему уезжать не хотелось, потому что Япония была разорена, а у него была жена и двое детей. Мы с японцем так подружились, что когда его с семьей осенью увезли, то я долго и безутешно плакала. Они уехали ночью и с нами не успели попрощаться, – вспоминала по дороге жена. – Случилась еще одна драма: в поселке проживал русский старовер, оставшийся тут после войны 1905 года, он женился на японке, у них родилось шестеро сыновей. По правилам, принятым советской властью, семьи разлучать не рекомендовалось, но русский муж не захотел ехать в Японию, а его жена не захотела оставаться здесь. И они решили так: муж со старшими сыновьями остается в Муравьево, жена с младшими уезжает в Японию. Любопытные потом рассказывали, как проходило прощание: японка с младшими сыновьями упала перед мужем и старшими детьми на колени, склонили головы на тыльные части ладони и так замерли на некоторое время. Потом муж помог им подняться, поправил на них заплечные рюкзаки, поцеловал их, и они отправились по сходням на катер, согнувшись больше от горя, чем от поклажи. Катер отчалил от пристани, давно погасли его огни в ночи, а отец с сыновьями все стояли, как окаменевшие статуи…
Потом они куда-то переехали, и их дальнейшая судьба неизвестна.
Спасение малютки
Февральской ночью 1950 года в поселке Муравьево случилась беда – умерла роженица. Фельдшер-акушерка спасти девочку сумела, а женщина скончалась. Положение создалось отчаянное: за окнами трещал мороз, везти малютку в Озерскую больницу значило обречь ее на гибель; в поселке кормилицы не имелось. Фельдшерица послала санитарку за директором рыбозавода. Иван Петрович прибежал, не мешкая, но развел руками:
– Посоветуйте, что делать. Я ведь сам не могу спасти дитя. Кто может ее выходить?
Присутствующие в один голос ответили:
– Тетя Катя Варламова.
– Бегом за ней!
Проворная санитарка торопливо хлопнула дверьми.
Екатерина Васильевна Варламова была матерью двух сыновей и двух дочерей. Она пользовалась в поселке большим уважением. Ее жилище отличалось ухоженностью, сама она обладала характером покладистым, умом мудрым, рассудительным, богатым житейским опытом, к ней женщины часто приходили за советом, как обустроить домашний лад.
Женщины в акушерском пункте безошибочно назвали имя Екатерины Васильевны, зная, что она обладала чутким сердцем, заботливыми руками, особой притягательной силой, свойственной русской женщине. Она не заставила себя ждать. Иван Петрович обратился к ней с мольбой:
– Екатерина Васильевна, спасайте девочку. Мы вам будем платить ваш заработок, а вы выхаживайте дитя. Другого выхода просто нет.
Екатерина Васильевна мельком взглянула на тело роженицы полностью прикрытое простынею и ужаснулась:
– Как же так?
– Не спрашивайте, у самой душа горит, – ответила фельдшерица.
Екатерина Васильевна взяла на руки теплый комочек, завернутый в одеяло, что нашлось в медпункте, прикрыла его расстегнутым пальто и поспешила домой.
Муж не спал, дивясь срочному вызову жены.
– Миша, ступай, буди соседку, пусть сейчас даст баночку свежего молока. Столько же пусть принесет с утреннего надоя, потом затапливай печь, будем нянчить сиротку.
И она рассказала, что случилось в фельдшерском пункте.
Через день в квартире Варламовых было все, что требовалось для малышки: набор флакончиков с сосками, кроватка, подвесная люлька, матрасик, одеяльца, пеленки, отруби, чтобы надежнее согревать новорожденную. Заботился об этом не только убитый горем отец. Они с женой ждали девочку, но никто не предполагал, что за этот дар придется заплатить такую дорогую цену. Он утром пришел вместе с тремя мальчиками, Екатерина Васильевна заставила их отогреваться у печки и только тогда вынесла им ребенка. А потом попросила приходить пореже, пока девочка не окрепнет. Главной помощницей по уходу за новорожденной на время стала младшая дочь Валя. Через несколько месяцев Валя сказала маме:
– А давай оставим ее себе. Такая хорошенькая девочка!
Мать ответила:
– Нельзя! У нее есть своя семья: отец, братики. Мы только временно за ней ухаживаем.
Директор рыбозавода Вигерь Иван Петрович принимал участие в освобождении Южного Сахалина и Курил. Как офицер и коммунист он был оставлен для восстановления хозяйства на новых землях. Однако, как руководитель социалистического предприятия, он не имел права обещать Екатерине Васильевне ежемесячную зарплату, о которой было сказано сгоряча в ту роковую ночь. Выплата денег за иные услуги являлось грубейшим нарушением финансовой дисциплины. За подобные деяния власти карали очень строго. Если бы в поселке нашелся какой-нибудь «правдолюб» и накатал бумагу в райпрокуратуру, то на этом бы закончилась служебная карьера директора. Но никто не посмел и заикнуться об этом. Труд Екатерины Васильевны был просто неоценим.
В следующую зиму в поселке появилась женщина, которая подружилась с осиротевшей семьей, приласкала ребят. Через какое-то время в сельсовете зарегистрировали брак отца и его новой избранницы, и они забрали девочку к себе. В начале лета новая семья куда-то уехала и о дальнейшей их судьбе Варламовы ничего не знали.
Тогда так часто случалось: встретились люди, оказали друг другу великую услугу, и это не считалось ни геройством, ни подвигом.
Смертельный буран
Завершилась первая половина ХХ столетия – самого кровавого столетия в истории человечества. Народ был измучен тремя революциями, изменившими страну до неузнаваемости. Россия, а затем Советский Союз пережили две мировые войны, потеряли десятки миллионов людей, понесли огромные материальные потери, но люди в своей повседневной жизни меньше всего размышляли о прошлом. Им хотелось сегодня, сейчас обустроить свое жилище на новом месте, одеть, обуть детей, собрать их в школу, посытнее их накормить. Приобретение нового стола вместо перевернутого фанерного ящика становилось событием. Пошив платья сельской модисткой к майскому празднику из отреза, купленного на базаре, вызывал радость. Мужчины ходили в военном: кто донашивал гимнастерку, кто офицерский китель, а все вместе еще долго ходили в шинелях.
Под занавес уходящий год разразился свирепейшей метелью. Но эта метель была невинной шалостью по сравнению с тем, что случилось годом ранее. Страшный буран разбушевался в самое неподходящее время – в ночь с 31 декабря на 1 января 1951 года. Тогда никаких зимних каникул, устраиваемых ныне, не было – гражданам Советского Союза представлялся один выходной 1 января, а накануне рабочий день сокращался на час. И в короткий промежуток времени, отпущенный для встречи Нового года, следовало получить заработную плату, отовариться продуктами и спиртным в магазине, сходить в баню и смыть старые грехи, приготовить закуску, обязательные пельмени, нарядить елку. В этот же вечер в Муравьевской семилетней школе проводили праздничную встречу Нового года для старшеклассников. С утра там попрыгали малыши, а к пяти часам пришли ребята 5-7 классов. Их встречали традиционные герои Дед Мороз и Снегурочка, баба Яга и дядька Черномор. Веселье было в самом разгаре, когда одна из учительниц подошла к директрисе и показала на окно:
– Посмотрите, что там делается.
У директрисы была возможность воспользоваться помощью пограничников, поскольку ее муж был начальником заставы. Она позвонила ему и произнесла одно слово: «Выручай». Начальник заставы выстроил всех свободных от нарядов, проинструктировал их надлежащим образом, разделил их на группы, назначил старших, вручил им ракетницы, веревки и приказал:
– Проводить до порога каждого школьника и каждую учительницу.
Приказание было выполнено в точности. Школа не понесла никаких потерь. Честь и хвала доблестным пограничникам.
Трагедия случилась на другом фронте. Муравьевский рыбозавод получал зарплату в бухгалтерии Озерского рыбокомбината. Озерские поехали в Корсаковский банк с утра, но их там промурыжили полдня и в Озерск они привезли деньги уже в пятом часу вечера. Главбух приказал выдать деньги муравьевцам в первую очередь, но предупредил их:
– Получено штормовое предупреждение. Я вам уступаю свой кабинет. Устраивайтесь до утра, на улице уже метет.
– В Муравьево нас люди ждут. Да и то сказать: что мы метели не видели?
Муравьевцы ушли, но в конторе рыбозавода их не дождались.
Кассиром на рыбозаводе был безногий мужчина. Вместо него пошел Евгений Смирнов, не имевший к бухгалтерии никакого отношения. Его послали потому, что в последние годы на фронте он был разведчиком, физически крепок и вынослив. Сопровождать его направили такого же надежного мужчину. С такими орлами, казалось бы, ничего не могло случиться. Но буран их вымотал до последней степени, они замерзли в ста метрах от пролива и на таком же расстоянии от избушек староверов. Они знали, где эти избушки, искали их, но в темени и снежной круговерти не сумели найти. Одного из них нашли вместе с сумкой денег у телеграфного столба, другой, Евгений Смирнов, лежал метрах в двадцати. У того, кто постарше, вдовой осталась жена и сиротами двое несмышленышей.
Под подушкой у Евгения Смирнова нашли больше десятка писем, запечатанных в конверты. Были они подписаны одному адресату – юной невесте Лидии Варламовой, которая заканчивала в Александровске торговое училище. Почему он не отправил письма, никто не знал, видимо предполагал, что у нее заканчивается обучение, что она сдает массу экзаменов, и письма могут помешать ей. Родные и его и ее знали, что между влюбленными существует договоренность по весне зарегистрировать брак и устроить свадьбу. Письма, чтобы не разглашать тайну и не травить девичью душу, предали огню.
Лидия сохранила фото на память о своей первой трепетной любви. Много перемен произошло в ее судьбе, от другого человека родила она дочь и сына. Жизнь потрепала ее, многое перегорело в ее сердце, но свет первой любви так и не угас.
Родители Евгения вскоре уехали, могилы погибших уже не сыскать...
При выезде из бывшего поселка жена попросила остановить машину:
– Вот тут (она неопределенно показала на восток) стояла наша школа.
Минут через пятнадцать Сергей нашел бетонный фундамент. На месте бывшего здания японской постройки росли деревья, чьи стволы в значительной степени были искривлены ветрами. Она – одна из семьи Варламовых – училась в этой школе, вспоминала учителей, менявшихся очень часто, подружек и одноклассников. С одним из них, вредным пацаном, она как-то подралась, а потом убегала от него другой тропой.
Жестокие ветра сдули все – и поселок, и школу, и рыбозавод. Но все это цепко держалось в памяти и вызывало грустную улыбку.
Возвращались мы молча. Я думал, как быстротечно время, как безжалостно оно к нам – те девчонки, что когда то резво веселились, стали бабушками, иные уже ушли на вечный покой, а земля эта стала пустыней. Вернутся ли сюда когда-нибудь люди? Жена, сидевшая между мной и сестрой, дремала у ее плеча, лицо ее светилось радостью. И я даже подумать не мог, что через пять месяцев ее не станет – усталое сердце не выдержит обширного инфаркта.
Прощай, Муравьево!
| Карта сайта